Такое отношение ошеломляет: очевидец о смерти ребенка с Камчатки в самолете

На Камчатке расследуется уголовное дело о смерти 9 октября 2019 года трехмесячного Дениса Хлыбова в салоне самолета, выполнявшего рейс Петропавловск-Камчатский-Хабаровск. В деле, возбужденном по статье 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности), пока нет обвиняемых. Следователям предстоит дождаться результатов множества экспертиз.

Служебную проверку проводит и краевое министерство здравоохранения. Чиновники намерены отправить документы о лечении малыша в Москву. Однако глава камчатского минздрава Елена Сорокина уже дала предварительную оценку трагедии. Она, судя по всему, считает, что врачи, перевозившие Дениса, были полностью укомплектованы и все сделали правильно.

«Я могу с полной ответственностью заявить, что кислорода и лекарственных препаратов в распоряжении сопровождавших ребенка врачей было достаточно», – сказала Сорокина.

Впрочем, есть и иное мнение. Его придерживаются мама умершего мальчика Ольга, с которой никто из представителей минздрава даже не связался после трагедии, и Настя – свидетельница происшествия, летевшая в Хабаровск этим же рейсом.

У Настиного ребенка – тоже проблемы с сердцем, но его прооперировали в Федеральном центре сердечно-сосудистой хирургии. Именно там должны были оперировать и Дениса.

Журналист ИА «Кам 24» встретилась с Настей в Петропавловске-Камчатском. 26-летняя женщина не стала называть ни свою фамилию, ни имя новорождённого сына, начитавшись злых комментариев после статьи о трагедии в самолёте. Она опасается и за себя, и за крохотного сынишку, мирно посапывающего в коляске.

У Насти трое детей. Младший родился на 32 неделе с пороком сердца. Ему, как и Денису Хлыбову, назначили операцию. Молодая женщина сидела в самолёте с двухмесячным сыном рядом с креслом, на котором врач-реаниматолог держал на руках Дениса. Всё произошло на её глазах. Вот что рассказала Анастасия:

- Мой малыш родился 19 августа, с пороком сердца. Через два дня его положили в детскую больницу, а 22 августа и я легла в палату, где уже лежала Оля, мама Дениса. Там мы и познакомились. Лечащий врач Оли с самого начала говорила, что её малыш полетит в кювезе (приспособление с автоматической подачей кислорода и с поддержанием оптимальной температуры, в которое помещают недоношенного или заболевшего новорожденного - ред.). И когда собирали документы, сдавали анализы, Оля несколько раз переспрашивала, как ребёнок перенесёт полёт. И каждый раз её уверяли, что всё будет хорошо, под контролем всех жизненных функций. Её врач, Яна Олеговна, сказала: возьмите переноску и комбинезон в ручную кладь, чтобы потом одеть ребёнка…

Мы зашли в самолёт первыми, с другой стороны, не по общему трапу. Олю посадили сзади, а мы с медиками сели на три кресла: у окна – врач с Олиным ребёнком на руках, в переноске, рядом – медбрат Паша и я с краю, со своим малышом.

В салоне было жарко, я раздела сынишку, оставила его в шапочке и в костюмчике. А Олин малыш так и летел в комбинезоне. Он спал.

Когда у Дениса начал пищать датчик сердечной деятельности, меня пересадили на соседний ряд кресел, с краю. Перед снижением самолёта у моего ребёнка подскочило давление – у него на ручке тоже датчики были. Я посмотрела, и мне стало страшно: давление поднялось до 220! Никогда раньше такого не было. Я заплакала и стала звать медработника, но он был занят реанимацией Дениса. И я могу подтвердить, что медики просили у стюардессы медикаменты и баллон с кислородом! Зачем, если у них, по утверждению министра здравоохранения, всего хватало?

Я хотела покормить своего малыша – но смесь для кормления была в пакете с лекарствами у медработников, и в суете её просто не нашли. В результате мой сынок 5 с половиной часов не ел! В два месяца от роду, с пороком сердца! Слава богу, что мой малыш всё это пережил и всё-таки долетел до аэропорта. А если бы нет? Как бы тогда объяснило министерство здравоохранения, у которого якобы всё было предусмотрено, две детские смерти? Как подумаю об этом, до сих пор плохо становится!

Когда мы приземлились в аэропорту Хабаровска, к самолёту подъехала скорая помощь. Нас с сыном посадили и отвезли в кардиологический центр. Встретили и спросили удивлённо: «Вы что, одна? Почему?» Я плачу в ответ, смогла только выговорить: «Олин ребёнок умер!»

11 октября моему сынишке сделали операцию, успешно. Два дня он лежал в реанимации. И лечащий врач отпустил меня на день к Оле, поддержать её. С ней никто из медицинских работников и чиновников Камчатки не связывался.

Через две недели нас с сыном выписали. А за два дня до этого я спросила у хирурга, что мне делать дальше? Мне сказали, что отправка больных от них не зависит. Но успокоили по поводу перелёта обычным гражданским рейсом: сказали, что теперь моему малышу ничто не угрожает.

Я позвонила в минздрав на Камчатке, объяснила ситуацию. Вот коротко пересказываю разговор:

- Мне сказали, что обратный билет тоже должен быть по квоте.

- Кто вам такое сказал?

- Лечащий врач.

- А как его фамилия?

- Я не помню.

- Вы даже фамилию врача не помните. Вот кто сказал, тот пусть вам билет и покупает!

Тогда я позвонила маме, она у меня энергичная, пошла в министерство, и после этого квоту дали сразу.

После всего пережитого у меня, конечно, есть вопросы  к работникам министерства здравоохранения. Почему двух новорождённых малышей отправили в кардиологический центр в простом пассажирском самолёте, где не было никаких условий для сердечной реанимации? Почему Олиного ребёнка со сложным пороком сердца перевозили не так, как положено?

Почему Оля за свой счёт покупала и гробик для ребёнка, и обратный билет? А если в минздраве говорят, что знали о случившемся и в тот же день назначили проверку по факту гибели ребёнка, то почему Оле никто не позвонил, не спросил, когда она возвращается, не высказал соболезнование? Меня такое отношение ошеломляет...

Оценку трагедии на рейсе Петропавловск-Хабаровск предстоит дать следователям – в соответствии с нормами уголовно-процессуального кодекса. Надеюсь, она будет объективной. В медицинских аспектах должны разобраться эксперты. Но простая человеческая оценка происшедшего юридических доказательств не требует. Поведение чиновников минздрава, которые даже не удосужились поговорить с матерью, потерявшей ребенка, на мой взгляд, оправдать сложно. А ведь такие понятия, как милосердие, сочувствие, сострадание должны быть присущи каждому специалисту в министерстве, призванном сохранять здоровье и жизнь людей. Поправьте меня, если я не права…

Татьяна Боева